ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЙ ФИЛОЛОГ И ПОЭТ ЕФИМ БЕРЕНШТЕЙН НЕ ПЕРЕСТАЕТ УДИВЛЯТЬ ТВЕРИТЯН СВОИМ ТВОРЧЕСТВОМ
Ефим Беренштейн демонстративно избегает красивых эпитетов в названиях стихотворных сборников. «Вещи», «Ещё вещей», «Вещества», и, наконец, «Овеществлённость» – новая книга стихов, представленная в конце прошлого года.
Вещи – то, что нас окружает, обыденные, привычные предметы. Но для Беренштейна и вереница дней становится поэтическим материалом. Он словно спешит как можно быстрее выговориться, и слова набегают друг на друга, теснятся в строке:
Ты приедешь вчера, обязательно, ты обещала,
Будет праздник, и все наорутся «Ура!».
Мы забудем о них, нас так мало, начнём все сначала,
даже раньше, поскольку ты всё же приедешь вчера.
«Приедешь вчера» – этот оксюморон не абсурд, не оговорка, а деталь, показывающая напрасное ожидание дорогой женщины и бессмысленную, но не уходящую надежду. «Ты приедешь вчера» – эти слова открывают и заключают четверостишие, превращая его в замкнутый круг.
«Я не умею писать гладкие стихи» – признаётся Ефим Павлович. Свойственная ему шероховатость иногда становится грубостью, у многих Ефим Беренштейн ассоциируется со стихами скандальными, стихами с ненормативной лексикой. В новую книгу поэт их не включил. Своей чистой нотой «Овеществлённость», возможно, разочарует тех, кто ждёт от Беренштейна новых «девочек-повешенок» и крепких словечек. Впрочем, они и раньше не занимали такого уж большого места в его творчестве.
А вот «одомашнивание» древности, комичное совмещение разных временных и языковых пластов он всегда любил. Взять хотя бы его знаменитое стихотворение «Древнее греческое».
Фортуна вращает колеса.
Орет, как дурак, паровоз.
Он только что прибыл с Лесбоса
И снова пойдет на Лесбос.
А рядышком скрипы и звяки
(Гори оно синим огнем!).
Последний трамвай до Итаки.
Пожалуй, поедем на нем.
Дополняют стихотворения нового сборника абстрактные рисунки, сплетения черно-белых линий, трактовать которые можно как угодно: отражение переживаний автора, своеобразная музыка стиха, лирические размышления. Овеществлённость превращается в поэтичность.
При таком преображении даже обычное возвращение домой, знакомый интерьер становятся иными.
Клинок ключа вонзился
в собственный замок,
И это был уже конец пути.
И ты поделать ничего не смог.
Единственное, разве что, войти.
И вот: квартира серая без стен,
Где, вроде, обитателей не ждут,
Окно… Нет, не окно, а гобелен.
Там выткано всё, что ты видел тут.
Последние строки заставляют вспомнить ценимого Беренштейном Рене Магритта с его перетеканием предмета в предмет, одушевлённого в неодушевлённое. «Рене Магритт не знает, что творит, но то, что он творит, сейчас задышит», — написал поэт однажды. Ведь только живое способно по-настоящему волновать.
Ефим Беренштейн занимается переводами. Некоторые вошли в новую книгу. Роберт Лоуэлл и Эдвард Эстлин Каммингс – выдающиеся американские поэты XX века, чьи мысли Беренштейн попытался донести до нас. В их стихах новаторство и приёмы модернизма не убивают поэзию, но помогают взглянуть на неё по-другому.
О свет светящий, освещающий окно
моей юной ночи.
И никогда ты не выключишь свет,
пока ещё книги – в библиотеке,
и пока продолжается чтение.
Чтение становится жизнью, частью человека, великой силой. В эту силу верит Ефим Беренштейн. Замечательный филолог, в декабре прошлого года в зале Горьковской библиотеки он рассказал о творчестве «неизвестнейшего из знаменитейших» Алексея Кручёных, и это было незабываемо: неожиданная трактовка, чтение стихов, «как они написаны» – то есть «по-будетлянски».
В новом году Ефим Беренштейн обещал поделиться своим восприятием других выдающихся, но малоизвестных поэтов. Мы будем следить за его собственным творчеством и за тем, как тексты других поэтов раскрываются в его страстных рассказах.
Артур ПАШКОВ
0
