В повести «Болеславлев III. В Торжок и обратно» священнослужитель-миссионер, настоятель храма Арсения Тверского, организатор и руководитель хосписа «Анастасия» Александр Шабанов, как и в ряде своих предыдущих книг, раскрывается как талантливый прозаик.
Книгу отличает ясный и точный слог, рачительное отношение к языку, поэтому читать ее легко и приятно. Не меньшее, чем изящество стиля, достоинство книги – емкость и глубина содержания при внешней простоте сюжета. Тверской священник Василий Федорович Болеславлев по просьбе своего старинного приятеля Герасима Петровича Павского отправляется в Торжок, чтобы сделать копию титульного листа старинного Евангелия, хранящегося в Климентовской церкви. На этом фоне разворачивается широкая картина провинциальной жизни, создается пестрая мозаика человеческих характеров и судеб.
Автор приглашает читателя в Тверской край полуторавековой давности, в Россию, пережившую Крымскую войну и совершившую крепостную реформу. Конечно, нельзя сказать, что книга рассчитана на любителей тверской старины, но, пожалуй, с особой теплотой ее прочтут коренные жители верхневолжского края, слух которых с младых лет ласкают такие названия, как Отмичи, Раек, Колесные Горки, Думаново… А к Торжку с его многочисленными храмами, особым архитектурным строем и вольнолюбивыми жителями (как не вспомнить, что в прежние времена он относился к владениям Новгорода) Болеславлев относится с нескрываемой симпатией.
От весенних пейзажей, с любовью выписанных автором, веет свежестью, нежностью – самой жизнью. С такой же теплотой, иногда сочетающейся с мягкой иронией, Болеславлев относится к каждому своему знакомцу и спутнику, будь то неукротимый прожектер торжокский купец Прокл Парфенчиков или сверхэрудированный по сельским меркам дьякон из Мермерин Фрол Овечкин. И действительно, «нам нрав дается свыше», и раз Господь наделяет человека теми или иными качествами, то Ему виднее. А наше дело – принимать ближнего и, если нужно, носить его тяготы.
«Ближний круг» для Болеславлева поистине свят. С любовью и болью он думает и вспоминает о родителях, дочери Дуняше, которая «заневестилась», брате Никите, тоже священнике, настоятеле небогатого храма и отце многочисленного семейства. И особенно сокровенная тема – молитвенная память об усопших (не только друзьях), которую чтит священник. А кто же поможет им, ушедшим в вечность, как не мы, пока живущие в нашем скоротечном земном времени? Ведь сами ушедшие за себя молиться уже не могут…
Общий тон повествования можно назвать утешительно-раздумчивым, мирным, лирико-философским. Это прослеживается и в отношении героя к собственной персоне: «Потихоньку старею, – признавался себе Василий Федорович. – Что ж делать? Буду подражать ветхозаветному Моисею. Увижу свою неопалимую купину да и сойду с дороги. Прошлое не вернуть, а спешить за грезами будущего – пустая затея. В сиянии купины куда надежней. День за днем. Впереди – вечность».
Путь из Твери в Торжок и обратно, которым «ездил много всякий русский человек», в том числе Радищев, Пушкин, Карамзин, а теперь следует отец Василий, располагает к неторопливым размышлениям о человеческой жизни. Что такое для вечности и истории каких-то полтораста лет? Ничто, песчинка. И мы видим на страницах повести отца Александра, что не только не меняется человеческая природа, но и социальному организму России свойственны те же хвори, что преследовали его во второй половине XIX века. И автор на это прозрачно намекает…
А человек – все тот же, мучительно ищущий гармонии с собой и Богом, алчущий благословенного мира души. Только сейчас, при многократно усилившемся внешнем шуме, неистово бурлящем информационном потоке и кричащих соблазнах, обрести сердечную тишину стало еще труднее. Как утешиться, спросите вы? Может быть, последовать примеру собеседников Прокла Парфенчикова, которые настолько впечатлены его планами по переустройству страны и планеты, что просят купца: «Прикажите еще штофчик ржаного винца, а то на сердце слишком волнительно»? Но лучший ответ мы находим у самого Василия Федоровича Болеславлева. «Душа с хорошей повестью или романом натурально отдыхает. Они в своем роде – противоядие от сердечной тоски», – говорит он. И новая повесть Александра Шабанова, в которой земное тесно переплетается с горним, а порой прорастает в него, вполне способна стать таким противоядием.
Святослав Михня
0
