«Гроза»: новая интерпретация

Эксперимент с классикой в Тверском ТЮЗе

20.10.2021, 14:59

Новую постановку «Грозы» в Тверском театре юного зрителя многие не поняли, а искушенные зрители, наоборот, оценили очень высоко. Мы публикуем рецензию ведущего театроведа Твери Валерия Смирнова, который объясняет, почему современные интерпретации лучше, чем восьмой раз смотреть традиционную постановку русской классики в разных вариантах.

Режиссер Вероника Вигг живет между Россией, где обучилась театральному искусству, и Великобританией, где напиталась формулами современного театра, выведенными гениальным потомком жителей Витебской губернии Питером Бруком и его последователями – от Тревора Нанна до Адриана Ноубла. В Твери Вероника ставит спектакли уже несколько лет, найдя единомышленников в коллективе Театра юного зрителя и в лице его директора Александра Бахарева. Уже несколько лет ее «Чайка» является культовой для почитателей тюзовских экспериментов.

Теперь гостья замахнулась на «Грозу» Александра нашего Островского. И ничего удивительного. Драматург в Твери бывал (мемориальная доска в подтверждение). Во Ржеве бывал (кажется, доску и там установили, напомнив заодно о его друге славянофиле и музыколюбе Т.И. Филиппове). По Волге плавал, кстати, любопытно бы знать на чем. И решительно все краеведческие легендарии твердят, что где-то в наших краях и пришел к нему сюжет прославленной «Грозы».

Начиная речь о спектакле, непременно следует определиться с той частью зрителей, у которых для современного режиссерского театра припасено подходящее на все случаи определение «глумление над классикой». Под глумлением понимается несоответствие некоему идеальному образу спектакля по классической пьесе, который, подобно платоновской идее вещи, существует в умах противников глумления. По какой-то причине им не приходит в голову, что у режиссера и актеров этот образ может оказаться совершенно другим. Например, в силу молодости. В силу иного восприятия классических текстов и естественного стремления сопоставить их с сегодняшними вопросами и запросами. В силу, наконец, поисков обновления театральной формы, без чего театр, даже самый прославленный в прошлом, начинает восприниматься новым поколением с иронией и скепсисом.

Сравнивая «Грозу» Вероники Вигг с легендарным спектаклем Бориса Бабочкина на сцене Малого театра семидесятых годов («дома Островского», если кто запамятовал), можно прийти к выводу, что это не только разные спектакли, но и разные пьесы. В тверской постановке ни бульвара над Волгой, ни матрасов, расстеленных у живописного пейзажного задника, на которые картинно падет к финалу красивая и несчастная Катя. И самое главное – текст! Классический текст! Его не сократили, а обкорнали, перемонтировали и кое-где дописали. Но тут уж зритель, который против глумления, должен решить, зачем он пришел в театр. Чтобы слушать архаичный, наполненный безвозвратными бытовыми подробностями текст, написанный для зрителей, какими они были 160 лет назад? Или все-таки смотреть современный спектакль, в котором словесные характеристики персонажей и длинные монологи переведены на язык актерской пластики, музыкальной драматургии (очень интересная работа композитора Юлии Колченской) или вовсе вынесены за скобки.

Любой «вед» (хоть литературо-, хоть театро-) вам расскажет, что Островский явился первым и наилучшим живописателем русского традиционного быта. Но еще Мейерхольд легендарным «Лесом» нарушил традицию густой и подробной живописи малявинско-кустодиевского стиля ради парадоксальной графики движения на подмостках героев в разноцветных париках. В семидесятые годы прошлого века началось вытеснение утомившего всех «бытового» Островского: классика стали играть на пустых сценах, осененных ради пущего символизма распятиями и иконами, сохраняя при этом нетронутым сопротивлявшийся театральному символизму текст.

В тюзовской «Грозе» лаконичная сценография соединила элементы цирка, спортзала и советского окраинно-люберецкого быта примерно восьмидесятых годов прошлого века (с непременными адидасовскими полосками). Соединение этих элементов парадоксальным образом заявило о неподатливости привычек (второй натуры), диктующих модели поведения персонажей – от коммуникативных до электоральных.

Агрессивная маскулинность персонажей-мужчин скрывает их слабость, несоответствие по-разному выражаемой внутренней силе женских персонажей. В первую очередь – Марфы Игнатьевны, истовой хранительницы скреп и устоев (Татьяна Романова). Своя сила – у торопящейся жить в удовольствие Варвары (Дарья Астафьева). Ее эротический дуэт-поединок с Кудряшом (Константин Павлов) – одно из лучших изобретений постановщика и режиссера по пластике Максима Пахомова. То, что выражает эта короткая сцена, куда как важнее опущенных слов.

Наконец, Катерина, Катя. Сотнями актрис во множестве спектаклей проникновенно и лирично произносился знаменитый вопрос «Отчего люди не летают?». Присутствующая в тюзовском спектакле на сцене курица Мария озабоченно бродит по арене своей и человеческой жизни, поклевывая подсыпанные ассистентом режиссера зернышки. Хотела ли она когда-нибудь взлететь?

Исполняющая роль одной из главных страдалиц русского репертуара актриса Мария Крылова выкрикивает-выпаливает текст, словно это не тихая мечта, а инвектива против неправильности всего мироустройства. Под раздачу попадает заодно уж и вписанное в монолог драгоценное для автора пьесы воспоминание Любови Косицкой, первой исполнительницы роли. Именно она рассказала Островскому, находившемуся с ней, как нынче говорят, в отношениях, поразивший ее сон.

Кульминацией роли становится у Крыловой сцена прощания с отъезжающим по менеджерским надобностям мужем Тихоном. (У Алексея Пучкова, исполняющего эту роль, есть в спектакле актерски замечательно воплощенный момент высшего выражения характера, поднимающегося до понимания и прощения жены – не по слабости, а по силе наконец открытого им в себе и понятого чувства.) Катерине оказывается невозможным выполнить указание Кабанихи. Для многих и многих абсолютно нормальная и сегодня необходимость стать на колени перед властью (в конкретном случае – властью мужа и свекрови), для этой Катерины, что называется, влом – и вызывает у нее чуть ли не эпилептический припадок. (В нашумевшей лет пятнадцать назад постановке Нины Чусовой в «Современнике» Чулпан Хаматова в этом эпизоде не то что вставала на колени – ложилась на пол и ползала по нему. Только вот ни уважения, ни унижения в этой змеиной пластике не было.)

Тут можно бы и точку поставить, но это будет несправедливо. Несправедливо к неназванным персонажам и актерам. Потому что понятие актерского ансамбля присутствует в премьерной «Грозе», на мой скромный взгляд, по самому высокому разряду. Любимец тверской публики (и персонально мой) Андрей Иванов в очень сильно сокращенной роли Дикого все равно умудряется сказать все, что требуется. Его актерский «выход» с пародийной песней ревдинского электрика Александра Бормотова на текст екатеринбуржца Юрия Нестерова по мотивам поп-шедевра Пугачевой – Паулса – Вознесенского погружает зал в состояние смехового экстаза. Сергей Грищенко в роли нерешительного любовника Бориса, задавленного сумасбродными попреками и велениями дяди, очень хорош и в любовной сцене, и в общении с калиновской шпаной в лице Кудряша и эксцентрического гопника, которого Роман Клоков умудряется сделать незабываемым даже при самом скромном объеме роли.

И конечно, совершенно незнакомый, не виданный никогда прежде Кулигин – городской чудак, мечтающий о вечном двигателе. Впрочем, ни английского, ни французского калиновский мещанин явно не знал и не ведал, что за восемь лет до премьеры «Грозы» лорд Кельвин сформулировал сделанное ранее открытие француза Карно в виде второго закона термодинамики, чем поставил крест на мечте о перпетуум-мобиле. Александр Романов превращает своего героя из резонера в поэта, в понимающего, но не имеющего ни одной возможности помешать традиционному провинциальному существованию перемалывать человеческие судьбы во имя должного, которое вечно не в ладу с сущим. Ибо сущее слишком часто выступает глумлением над должным. Это может подтвердить и выпускник философского факультета МГУ, известный журналист Иван Давыдов, чьим стихотворением (с ощутимым влиянием Бродского) в исполнении Кулигина-Романова режиссер завершила свою «Грозу».

Валерий Смирнов

 

657 0

Оставьте комментарий

Лента новостей
Прокрутить вверх