Публикуем разговор, подслушанный в театральном фойе Тверского академического театра драмы после премьеры.
(2).jpg)
NN: Браво! Браво! Давненько я не хохотал на спектакле Тверского академического… Просто хочется цитировать поэта: «Удивительно вкусно, искристо и остро!» А какой темп! Ни минуты без трюка, остроумной мизансцены, иронической музыкальной аллюзии, какого-нибудь фокуса… Как хотите, а я отдохнул душой. В таком бодром настроении вышел из зала после финального поклона…
SS: Настроение ваше я приветствую, только с поправочкой: не кажется ли вам, что «Свадьба Кречинского» Сухово-Кобылина все-таки не водевиль и не эстрадное обозрение? Ведь сам автор, помнится, первую часть своей знаменитой трилогии для театра именовал, извините, драмой. Так что не только насмешить и развлечь способна старинная пьеса. Водятся за ней и иные достоинства.
NN: Ну вот, начались придирки. Это у вас, у филологов, вечное желание, чтобы спектакли ставили не режиссеры, а комментаторы-литературоведы. Ну и была бы скука смертная. У нас, поклонников Мельпомены, иные требования: нужно зрелище, нужны сценические эффекты, актерские импровизации, новые прочтения, взрывающие рутину прежних трактовок! И всего этого в постановке столичного гостя, режиссера Михаила Борисова, можно сказать, через край!
SS: Вот-вот, именно что через край. Получилась «драма с цирком и фейерверком», как гласит ремарка к известной пьесе. А не кажется ли вам, что кое-где у нас порой яркая театральная форма наносит урон авторским образам и мыслям? Сухово-Кобылин всю жизнь был праведным гегельянцем, даже эпиграфом к первому своему драматургическому опусу поставил строчку из немецкого философа. Гегель, если вы не забыли университетский курс, признавал форму смыслообразующим элементом. А в премьерном спектакле формальные моменты то и дело начинают противоречить даже самым очевидным содержательным мотивам.
NN: Ну вот, опять теории! Да Бог с ними, с мыслями, которые были актуальны для первой премьеры «Свадьбы». Это ж когда случилось? В самый канун великих реформ Александра Освободителя! Нам интересны переклички с современностью. Вот вам, скажем, Кречинский не напомнил некоторых непотопляемых авантюристов нашего времени – решительно на всё гораздых за солидный куш? Скажите честно: понравилось вам, как Тарас Кузьмин играет заглавную роль?
SS: Не только честно, но и с удовольствием скажу: понравилось и даже очень! Артист привнес в исполнение роли столько выдумки, юмора и шарма, так виртуозно воплотил, как мне представляется, все задумки режиссера, включая весьма сложные, что я аплодировал громче всех соседей по ряду. Но в предложенной нам трактовке Кречинский лишился ореола избранности, которым он наделен в пьесе. При жестоком и циничном юморе, с которым он впутывает в свои интриги других персонажей, есть в нем обаяние таланта и даже демонизма, которыми до него были отмечены в нашей литературе – Печорин, а в драматургии – Арбенин. За что, как вы думаете, потянулась к нему чуткая и чистая душа Лидочки? Да и сам Кречинский не зря говорит улыбчивому и назойливому негодяю-капиталисту Щебневу, что всю жизнь расплачивался честно и аккуратно, что по три месяца ждал обещанных тем же Щебневым денег…
NN: Вот насчет помянутого демонизма никак не соглашусь! Этого добра в рисунке роли, который постановщик задал актеру – хоть отбавляй. Недаром Борисов, говоря о своем спектакле, повторял много раз эпитет «инфернальный». Его Кречинский появляется в спектакле в облике чуть ли не мефистофельском, в плаще с алым подбоем, с атрибутами мага-фокусника и сходу начинает удивлять провинциальное семейство Муромских, оказавшееся в Москве.
SS: Да в том-то и дело, что превращение героя пьесы Сухово-Кобылина в циркового гастролера с отрепетированными эффектами, напрочь снимает с него то, что делает его опасным для устоявшегося, погрязшего в жизненной рутине общества. Это мельчит характер! Кречинский прежде всего игрок, для которого страсть к игре важнее выигрыша, хотя для него он готов использовать и аморальные средства. За яркой театральной формой эти важнейшие составляющие образа остаются в глубокой тени, тускнеют…
NN: Не соглашусь! Художника следует судить по тем законам, которые он сам избрал, а не тем, которые вам любезны. Об этом еще Пушкин писал. А вы, как все записные критики, рассуждаете о том, какой спектакль сделали бы вы сами. Если бы умели…
SS: Попрошу без оскорблений! А то как бы не пришлось воспользоваться предметами, которые постоянно таскает в спектакле Нелькин в исполнении Сергея Бескакотова. Впрочем, дуэльные пистолеты нынче не в ходу. Да и тот Нелькин, который предстает в спектакле, тоже далек от написанного автором. В пьесе это отставной офицер, военная косточка, человек чести. Оттого и страдает, видя, как дорогие его сердцу люди попадают в паутину лжи и обмана. А в спектакле, чтобы было посмешнее – то ли вечный студент, то ли провинциальный голубятник. Куда ему тягаться с многоопытным Кречинским!
От смещения акцентов в сторону эстрадно-циркового представления, каких я подростком вволю насмотрелся в нашей провинции – с цыганскими романсами, борьбой нанайских мальчиков и метанием ножей – в спектакле напрочь провалилась лирическая тема. Недавно пополнившая труппу театра Аманда Кварацхелия плохо вписывается в стихию клоунских реприз со своей темой первой искренней любви, с героической готовностью спасти честь недостойного, но покорившего её сердце человека. Хотя актрисе в потенциале явно подвластны не только страдательно-лирические, но и драматические краски. Вот только для того, чтобы подняться в роли до высоты финальной жертвы её героини, красок пока что не достает.
NN: Эк вы разошлись! Спектакль только начал жизнь на сцене. Актеры, как это всегда бывает, еще продолжат оттачивать свое исполнение. И юная актриса, я верю, с помощью режиссера и товарищей-актеров еще отыщет дополнительные краски, чтобы играть роль Лидочки более ярко и объемно. Так же объемно и выпукло, как представляют нам своих героев опытные Сергей Коноплев в роли Муромского и Валентина Мартьянова – Лидочкина тётка Анна Антоновна.
SS: С тем, что роль Лидочки пока что сделана «на вырост», пожалуй, спорить не берусь. Как и с вашей оценкой работы двух мастеров тверской сцены. Отмечу, кстати, их отличное владение сценической речью. Когда я слышу, как они произносят текст, невольно вспоминаю классические постановки Малого театра, признанного в прошлом эталона правильной русской речи – безупречной фонетически и максимально выразительной в каждой реплике.
NN: Так, стало быть, вы признаете, что «Свадьба Кречинского», премьеру которой мы только что посмотрели, все-таки не лишена достоинств?
SS: Помилуйте, мои замечания никак не умаляют очевидных плюсов постановки, которыми вы восхищались. А знаете, что мне понравилось особо? Во всех прежних «Кречинских», а я их повидал немало – и на сцене, и в телевизионных записях – знаменитое словцо Михаила Васильевича актеры подавали именно что с демоническими интонациями, выделяя голосом, посылая его в партер, публике. В нашем спектакле Тарас Кузьмин адресует знаменитое «Сорвалось» Лидочке – то ли извиняясь, то ли насмехаясь над неудачей, но не теряя готовности продолжать свой жизненный путь в том же приключенческом ключе.
NN: И что же, по вашему, в итоге случилось с классической пьесой Сухово-Кобылина на этот раз?
SS: Для публики, стосковавшейся по яркому, эффектному, веселому зрелищу – явно не «сорвалось». Зрители выиграли в этом лото. А филологам и записным, как вы выразились, критикам, будьте великодушны, позвольте остаться при своих замечаниях в адрес нового спектакля, обреченного, я верю, еще на многие аншлаги.
Разговор записал и опубликовал
Валерий Смирнов
0
