Архив номеров

Главреж кимрского театра – о чувстве вкуса, кайфе и кастрюле борща

Народный артист России Олег Лавров возглавляет Кимрский театр драмы и комедии уже более 20 лет. Его рабочий кабинет ярко-розового цвета. Белые кресла, черно–белые афиши, фотографии и темные абажуры сплетаются в колоритную гамму. Слегка подкрученные усы, терракотовый джемпер и коричневая тужурка Олега Алексеевича гармонично вписываются в причудливый интерьер. На столе статуэтка – улыбающаяся Фортуна с завязанными глазами. Едко пахнет трубочным табаком

– Можно закурю, вы не против?

– Если вы хотите, курите.

– А ну, тогда я не буду.

– Про ваш театр довольно много слышно, он известен по всей Тверской области. Зритель приезжает сюда даже из Москвы. Чем он так привлекает людей?

– А я не знаю, чем привлекает. Надеюсь, что своей оригинальностью.

В этом театре есть пьесы – опоры, которые делались по много месяцев и которые идут на протяжении многих лет. В свое время это был «Вишневый сад» Антона Чехова, «Трамвай-желание» Теннеси Уильямса, «Блоха» Евгения Замятина. Интересно решен «Синий платочек» Валентина Катаева, «Желтый кошелек с бисером по окаему» Виталия Москаленко. В нашем репертуаре есть сложнейший спектакль «Кто боится Вирджинии Вульф?» Эдварда Олби! Это помимо «легких» пьес, которые тоже нужны.

Кимры – город небольшой, и зритель здесь разный. Мы не обязаны угождать, но должны учитывать мнения разных слоев жителей нашего города. (Олег Алексеевич задумчиво откидывается в кресле.) О себе очень сложно говорить, а вы спрашиваете, чем театр хорош? Я могу только строить предположения. Вероятно, той атмосферой, что у нас есть. На выходных пианист–виртуоз в фойе играет живую музыку. Должен сказать, что мы находимся в постоянном ремонте, это лично моя шизофрения (улыбается). Я люблю, чтобы все было очень аккуратно, со вкусом, по всем статьям. У меня есть один огрех, который я еще в силу финансов не могу преодолеть, – это зрительский туалет. А все остальное уже на довольно высоком уровне. Я не люблю «помоечного» театра, грубо говоря, спектаклей на досках. Само здание и интерьер – это как рама для спектакля. Дорогая не дорогая, но она должна быть сделано со вкусом.

– Кто занимался разработкой этого дизайна?

– Это очень дорогой московский дизайнер. Знаете кто?

– Нет.

– Это я, – серьезно говорит Лавров. – Я люблю продумывать интерьеры так же, как и спектакли. Режиссер и дизайнер – это близкие профессии, а зачастую идентичные.

Ведь на сцене есть и живопись, и архитектура, и пластика, и цвет. Я разрабатывал и дизайн нашего буклета. Он короткий – это принципиально. Как правило, толстые книжки никто не читает.

– Как происходит отбор театрального репертуара, чье слово становится решающим? Кто ваш завлит?

– Завлита нет. А он и не нужен, на мой взгляд. Отбираю так – вот прочитал интересную пьесу, которая душу греет. Тогда и беру. У меня много лет работал хороший заведующий по музыкальной части, очень опытный, интересный человек. И он меня за десять лет научил работать с музыкой. И для меня большой кайф – искать, подбирать музыку, литературу. Это происходит интуитивно. Вот что-то тянет, скажем, почитать Максима Горького. И тут ты понимаешь: это то, что нужно!

Сейчас я взял «Квадратуру круга» Валентина Катаева, советского автора 20–30-х годов. Совершенно бесхитростная комедия: беднота, голод, очень острая ситуация. Две влюбленные пары поженились, и потом выясняется, что одна любит мужа другой, а та любит мужа первой. То есть все наоборот. Это очень чистая вещь. Там есть еврейская тема, но она проявлена неявно. А в юности у меня были педагоги-евреи, и они мне очень помогали. И теперь у меня потребность на эту тему поразмышлять. Поставить такой душевный спектакль, выразить мое отношение к этой национальности как к талантливой, активной и доброжелательной. Я надеюсь насытить пьесу лирикой и драматизмом и в то же время сыграть гротеск, который там заложен. В национализме меня не обвинят, поскольку я не еврей. Надеюсь, в начале февраля выпустить спектакль в свет.

«ЛЮБЛЮ, КОГДА ВСЕ ЛЕТАЮТ»

– Что за публика приходит в театр? Какой спектакль наиболее любим у кимряков?

– Публика разделяется на более интеллектуальных и более простых зрителей. Естественно, те, кто попроще, любят комедию, легкий жанр. Меньшая часть смотрит «Кто боится Вирджинии Вульф». В театр приходят разные возрастные группы, это приятно. Нет такого стариковского театра, – протяжно тянет Лавров. – Играть философскую драматургию сложно. И понятно, что она кассы бешеные не делает. Но я считаю, что без этой драматургии театр погибнет. Зрителю надо ставить более высокую планку, чтобы он мог развиваться, думать, анализировать.

– В этом, наверное, и смысл хорошего спектакля.

– Смысл вообще профессии! Увлекать, заинтересовывать идеями. Добротой. Красивыми словами. Иначе из театра получается фабрика по производству дешевых шлягеров. Должен быть все время конфликт режиссера со зрителем. Некоторые говорят: зритель всегда прав. Глупость! Зритель, как правило, не прав! И я артистам говорю – вы выходите на сцену не угождать, не нравиться – а увлекать! Иначе зритель тебя уважать не будет.

Он может смеяться, а потом выйти и плюнуть на улице. Актер должен быть достоин своей роли. Тогда даже если зритель не понимает задумку, он думает что происходит что-то очень серьезное. Идет мыслительный процесс.

– Кто ваши актеры?

– В основном мы держим связь с Казанским театральным училищем. С 1979 года у нас играет Римма Абрамова, заслуженная артистка России, Евгений Сикачев, тоже заслуженный артист. С них, наверное, и началась эта казанская эпопея. Сейчас у нас работает десять человек из тех краев.

– А тверские актеры к вам приходят?

– Почему-то нет. Никто не показывается. Я и не настаиваю. Хотя зрителей тверских очень много приезжает.

– У каждого театра есть свой стиль. К какому направлению вы тяготеете?

– Для того чтобы понять мой стиль, надо посмотреть мой спектакль. О себе очень сложно говорить. Конечно, это те спектакли, которые я считаю принципиальными, идущие много лет. Я их держу, я их лелею. Их надо смотреть. Но если говорить в принципе, я люблю форму, пластику, объем сцены – когда все летают, танцуют. Я вообще люблю, когда всего много. У меня жена, внуки в Москве, я в Кимрах живу один. Но я не могу готовить малыми дозами. Если борщ – то это пятилитровая кастрюля. И так же в театре – не люблю малые формы. Если даже в малом пространстве идет действие, я расширяю его до горизонта по всей площадке. Форма, пластика, музыка, свет по мере возможности. Поэзию и поэтический театр очень люблю.

Я вообще люблю, когда всего много. У меня жена, внуки в Москве, я в Кимрах живу один. Но я не могу готовить малыми дозами. Если борщ – то это пятилитровая кастрюля. И так же в театре – не люблю малые формы. Если даже в малом пространстве идет действие, я расширяю его до горизонта по всей площадке. Форма, пластика, музыка, свет по мере возможности. Поэзию и поэтический театр очень люблю

– Вы много говорит о спектакле «Кто боится Вирджинии Вульф». Это ваш любимый спектакль?

– Это моя последняя постановка. Одновременно любимая. Спектакль очень сложный. Пьеса, которая практически сейчас нигде не ставится, и мы ее интересно решили. Постановка длится долго: первый акт – два часа, второй – час. Но, как я думаю, эта пьеса задумывалась часов на шесть. На сцене, грубо говоря, идет пьянка. Автор так написал, что в 12 ночи она начинается и в 6 утра заканчивается. Как я предполагаю, актеры должны вместе со зрителями и выпивать, и трезветь, потом опять пьяными становиться. По-моему, она для этого и написана. Но, конечно, мы этого не делали.

– Как, работая много лет в одной сфере, удается поддерживать интерес к театру?

– Это не может надоесть, если это смысл твоей жизни и ты этим увлечен! У театра нет возраста, он по природе молодой. И если нет детского идиотизма, тогда нет смысла работать в театре. Если ты теряешь ритм, ты не можешь увлекать артиста. Есть такая техника, когда режиссеры по чуть-чуть делятся своим мастерством с актерами. А то все расскажешь, и они перестанут удивляться. Я же, наоборот, стараюсь все отдавать сразу. Тогда ко мне приходят новые идеи.